|
|
 |
|
|
Из домашней библиотеки С.О.В.
|
|
|
|
|
"Ух ты. Интересно, каково это — сидеть рядом с красавцем, которому место только на картинке в модном журнале, и всего лишь беседовать?" — Ума не приложу, как тебе не боязно оставаться с ним наедине, — сказала Джессика. Лицо Беллы пошло пятнами. — А что? "Странная реакция. Что, по её мнению, я имела в виду?" — Он такой... такой... — Как бы это поточнее выразиться? — От него мороз по коже идёт! У меня слова застряли бы в горле с ним разговаривать. — Вон, сегодня утром и застряли, а ведь он всего лишь поздоровался. Выглядела дура дурой. Белла улыбнулась. — Ты права, у меня и язык заплетается, и мысли разбегаются, когда он рядом. Должно быть, она просто пытается утешить Джессику — когда мы были вместе, Белла выказала беспримерное, почти сверхъестественное самообладание. — Да уж, — вздохнула Джессика. — Он же так невероятно красив... Лицо Беллы вдруг стало отчуждённым, а глаза сверкнули так, как будто она услышала какую-то страшную несправедливость. Джессика ничего не заметила. — В нём помимо красоты ещё много чего имеется, — отрезала Белла. "Ооо... Вот мы и докопались до сути." — Правда? Так расскажи же! Какой он? Белла принялась жевать губу. — Не знаю, не могу объяснить, — вымолвила она наконец, — но за его лицом скрывается нечто совершенно фантастическое! Её мечтательный взгляд заскользил мимо Джессики, как будто Белла всматривалась во что-то далёкое и прекрасное. Теперь я чувствовал себя примерно так же, как когда получал от Карлайла и Эсме незаслуженно высокую похвалу. Только нынешнее чувство было более интенсивным и захватывающим. "Расскажи это своей бабушке! Что там такое может скрываться? Вот лицо у него — это да, лучше ничего не может быть! Ну разве что его тело. Пальчики оближешь..." — Да разве такое может быть? — захихикала Джессика. Белла не отреагировала. Она продолжала вглядываться в своё прекрасное далёко, будто и не слышала Джессики. "Нормальный человек визжал бы от восторга. Может, мне не церемониться и спрашивать прямо? Ха-ха, ну и детсад!" — Ну так что, он тебе нравится? Я снова замер. — Да, — сказала Белла, не глядя на Джессику. — Я имею в виду — по-настоящему нравится? — Да. "Смотри, как она покраснела!" Я и смотрел. — И насколько сильно он тебе нравится? — допытывалась Джессика. Если бы сейчас кабинет английского объял огонь, я бы не заметил. Лицо Беллы стало пунцовым — даже мысленная картинка полыхала жаром. Или мне так казалось. — Слишком сильно, — прошептала она. — Гораздо больше, чем я ему. И я не знаю, что с этим делать... "Вот черт! Надо было этому мистеру Варнеру спрашивать меня именно сейчас!" — Мм… а что за число, мистер Варнер? Какое счастье, что Джессика была вынуждена прекратить свой допрос! Мне нужна была пауза. Да что же это такое, что вообразила себе эта несносная девчонка? "Гораздо больше, чем я ему"! И как только ей это в голову пришло! "И я не знаю, что с этим делать"? А это ещё что такое?! Мой мозг отказывался дать разумное объяснение подобной глупости. В её словах не было никакого смысла! Похоже, что я не мог доверять её здравому суждению! Очевидные, ясные вещи перекручивались в её невероятном мозгу и превращались в свои противоположности. "Гораздо больше, чем я ему"?! Может быть, напрасно я отказался от мысли полечить её от душевной болезни? Мои часы чуть не расплавились — так я прожигал их взглядом. Как могли какие-то жалкие минуты казаться бесконечными бессмертному существу? А что же тогда о говорить о вечности? К концу урока мистера Варнера мои челюсти свело от напряжения. За этот час я усвоил гораздо больше тригонометрии, чем английского. Белла и Джессика больше не разговаривали, но Джессика то и дело бросала на Беллу многозначительные взгляды. А один раз Белла опять заалелась без всякой видимой причины. Да когда же, наконец, этот ланч! Я надеялся, что Джессика вновь подступится к Белле со своими вопросами после окончания урока, но Белла опередила её. Как только прозвенел звонок, Белла повернулась к Джессике. — На английском Майк спросил меня, говорила ли ты что-нибудь про вечер понедельника, — сказала Белла, улыбнувшись уголками губ. Я обомлел, поняв, что она задумала: нападение — лучшая защита. "Майк спрашивал про меня?" Радость внезапно сделала Джессику обыкновенной, жаждущей счастья девушкой, мысли её смягчились и потеряли свою обычную язвительность. — Ты шутишь! Что ты ему сказала? — Сказала, что ты получила массу удовольствия — и он страшно обрадовался. — Расскажи слово в слово, что он тебе сказал и что ты ему сказала! По-видимому, это всё, что я смогу выудить сегодня из Джессики. Коварная Белла улыбалась так, как будто думала в точности то же самое. Как будто выиграла раунд. Ладно, дайте только дожить до ланча! Уж будьте уверены, я добьюсь большего успеха в вытягивании у Беллы ответов, чем Джессика. На протяжении четвёртого урока мне приходилось заставлять себя хотя бы изредка посещать голову Джессики. У меня больше не хватало терпения выносить её навязчивые мысли о Майке Ньютоне. За последние две недели он стал мне поперёк горла. Ему вообще везёт по-крупному — пусть скажет спасибо, что он ещё жив. Мы с Элис вяло пропрыгали всю физкультуру, как это всегда бывало, когда мы имели дело с человеческой физической активностью. Это был первый день игры в бадминтон. Разумеется, мы с ней играли за одну команду. Я скучающе вздыхал, не торопясь взмахивал ракеткой и медленно посылал волан на другую сторону. Лорен Мэллори, которая была в другой команде, мазала. Элис вертела своей ракеткой, словно жезлом, и считала мух на потолке. Мы все ненавидели физкультуру, особенно Эмметт. Игры, в которых что-то надо было куда-то бросать, были оскорблением его личной философии. Сегодня физкультура была ещё невыносимей, чем всегда. Обычное раздражение Эмметта по сравнению с моим сегодняшним спортивным настроением показалось бы образцом выдержки и долготерпения. Я уже был на грани нервного срыва, когда тренер Клапп засчитал партию и отпустил нас до звонка. Я был до смешного благодарен ему за то, что он пропустил завтрак — тренер в очередной раз пытался сесть на диету, и вполне закономерный голод погнал его со школьного двора в поисках того, чем бы как следует подкрепиться. Он пообещал себе, что с завтрашнего дня уж точно… Это дало мне возможность добраться до кабинета математики до того, как закончился урок Беллы. "Приятного тебе аппетита за ланчем! — подумала Элис, отправляясь встретить Джаспера. — Осталось потерпеть какие-то считаные дни. Ты, конечно, же не передашь Белле от меня привет, зануда ты такой?" Я яростно затряс головой. Неужели все ясновидящие — такие же самоуверенные и заносчивые, как моя драгоценная сестрёнка? "Ой фи-и, в эти выходные по обе стороны залива будет солнечно. Может, пересмотришь свои планы?" Я вздохнул, удаляясь в противоположую сторону. Придётся терпеть — от моей невыносимой сестры всё же есть какая-то польза. Прислонившись к стене возле двери, я принялся ждать. Сквозь кирпичную стену я неплохо различал оба пронзительных голоса Джессики: — Я так полагаю, сегодня ты с нами сидеть не будешь? — "О, да она как будто светится вся. Голову даю на отсечение, там ещё куча интересненького..." — Наверно, нет, — почему-то неуверенно ответила Белла. Я же обещал провести ланч с ней! Что она теперь забрала себе в голову?! Они вместе вышли из класса. Глаза обеих округлились при виде меня. Но слышал я только Джессику. "Потрясающе. Обалдеть. О да, тут кое-что происходит тако-ое, о чём она помалкивает. Звякнуть ей сегодня вечером, что ли? А может, ну её? Ха. Надеюсь, он её поматросит и забросит. Майк, конечно, симпатичный, но этот… Нет слов..." — Увидимся позже, Белла. Белла подошла и нерешительно остановилась в шаге от меня. На скулах её выступил румянец. Теперь я знал её достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она медлит не из страха. По всей вероятности, её останавливала придуманная ею разница между силой её и моих чувств. "Гораздо больше, чем я ему" . Какая нелепость! — Привет, — сказал я чуточку сердито. Она вспыхнула ещё больше. — Привет. Казалось, что больше она не намерена была проронить ни слова, так что я направился в столовую, а она безмолвно шла рядом. Фокус с курткой сработал — её запах не ударил меня наотмашь, как обычно. Просто боль, которую я уже чувствовал, усилилась — и всё. Но теперь справиться с нею мне было гораздо легче. А ведь когда-то мне бы и в голову не пришло, что это возможно. Пока мы стояли в очереди, Белла была как-то очень беспокойна: дёргала туда-сюда молнию на куртке, нервно переминалась с ноги на ногу... Она часто поглядывала на меня, но встречаясь с моим взглядом, немедленно прятала глаза, как будто почему-то чувствовала себя неловко. Может, её смущали громкие возбуждённые шепотки и бросаемые на нас отовсюду любопытные взгляды? Сегодня и на устах, и в умах у всех царила свеженькая, с пылу с жару, сплетня. Или, может быть, по моему выражению лица она поняла, что скоро у неё начнутся неприятности? Она не проронила ни слова, пока я набирал для неё еду. Не зная, что она любит — пока не зная — я нахватал всего понемножку. — Что ты делаешь? — тихонько прошипела она. — Ты думаешь, я в состоянии всё это съесть? Я покачал головой и подвинул поднос к кассе. — Половина мне, конечно. Она скептически изогнула бровь, но больше ничего не сказала. Я заплатил за еду и отнёс поднос к тому столу, за которым мы сидели на прошлой неделе, перед её катастрофическим экспериментом с определением группы крови. Прошло всего несколько дней, а как всё изменилось! Она села напротив меня, как и тогда. Я подвинул к ней поднос. — Угощайся, — предложил я. Она взяла яблоко и принялась крутить его в руках, испытующе глядя на меня. — Меня разбирает любопытство... Надо же, какая новость. — Что ты будешь делать, если кто-то заставит тебя, ну, скажем, на спор, съесть обычную еду? — продолжила она так тихо, что человеческие уши не могли бы разобрать ни слова. Уши бессмертных — другое дело, если эти ушки на макушке. Наверно, мне надо было заранее предупредить моих родственников кое о чём... — Вот всё тебе надо знать, — пожаловался я. А, да ладно. Ведь мне приходилось время от времени есть человеческую еду. Ничего не поделаешь, часть маскировки. Весьма неприятная часть. Я протянул руку к ближайшему куску и продолжал смотреть Белле в глаза, пока откусывал от этого непонятно чего. Не глядя, я не мог сказать, что это. Оно было таким же слизким, жёстким и отвратительным, как и любая другая человеческая еда. Я быстро прожевал и проглотил, изо всех сил стараясь не скривиться от отвращения. Ком еды, застревая и сопротивляясь, продвигался вниз по моей глотке. Подумав о том, как я потом буду выкашливать эту дрянь, я вздохнул. Мерзость. Беллу мой подвиг потряс. Мне хотелось закатить глаза. Конечно, такими обманными манёврами мы владели безукоризненно. — Если кто-нибудь заставит тебя есть землю, ты ведь сможешь? Она наморщила носик и улыбнулась. — Я ела... один раз, на спор. И кстати, было совсем не так плохо. Я расхохотался. — И почему это я не удивлён? "А они неплохо смотрятся вместе! Надо будет потом Белле рассказать. Язык тела что надо. Глянь, как он наклоняется к ней... Так обычно наклоняются, когда заинтересованы. А он явно заинтересован! Ох, какой же он... ну, ни к чему не придерёшься... — Джессика вздохнула. — Ням..." Я уставился прямо в полные любопытства глаза Джессики, и она нервно отвернулась, подхихикнув девушке, с которой сидела рядом. "Хмм… Наверное, лучше держаться Майка. Синица в руках..." — Джессика анализирует всё, что я делаю, — наябедничал я Белле. — Потом она выложит тебе результаты. Я подвинул тарелку с едой — оказывается, это была пицца — обратно к ней. Пора начать серьёзный разговор, но как? Былое недовольство вернулось, когда я мысленно повторил её слова: "Гораздо больше, чем я ему. И я не знаю, что с этим делать". Она откусила от того же куска пиццы и с той же стороны, что и я. Меня поразила её доверчивость. Конечно, откуда ей было знать, что я ядовит. Нет, еда с одной тарелки не могла ей повредить, но я всё же ожидал, что раз она знает, что я — нечто иное, чем она сама, то и относиться ко мне она должна как к чему-то иному. А Белла этого не делала — никогда не подчёркивала разницы... Как бы мне так помягче начать... — Значит, официантка была симпатичной? Она снова выгнула бровь. — Хочешь сказать, что ты не заметил? Как будто какая-нибудь другая женщина могла отвлечь моё внимание от Беллы! И что это она сегодня одни глупости мелет! — Нет, я не обратил внимания. У меня было полно, чем занять мысли. — И не в последнюю очередь тем, как мягко облегала её та тонкая блузка... Хорошо, что сегодня на ней этот уродливый свитер. — Бедная девушка, — улыбнулась Белла. Ей понравилось, что я совсем не заинтересовался официанткой. Это мне было вполне понятно. Сколько раз я сам воображал Майка Ньютона размазанным по стенке кабинета биологии? Она не была в состоянии постичь одной вещи: её человеческие чувства, плод семнадцати коротких смертных лет, не могли равняться по силе со страстью бессмертного, которая росла во мне целое столетие. — Кое-что из того, что ты сказала Джессике… — Я больше не мог сохранять спокойно-небрежный тон. — М-м... словом, мне это не понравилось. Она немедленно заняла оборонительную позицию. — А ты как хотел? Нечего было шпионить. Сам знаешь пословицу про тех, кто подслушивает. Пословица гласит: "Тот, кто подслушивает, добра о себе не услышит". — Я честно предупреждал тебя, что буду слушать, — напомнил я. — А я честно предупреждала, что тебе не понравится кое-что из того, о чём я думаю. А, она вспомнила про то, как я заставил её расплакаться. От стыда и раскаяния я хотел провалиться сквозь землю. Даже голос охрип. — Да, предупреждала. И всё-таки ты не совсем права. Я хочу знать всё, о чём ты думаешь. Я только не хочу... ну... есть некоторые вещи... я не хочу, чтобы ты о них думала. Опять полуправда-полуложь. Я обязан был ей сказать, что она не должна испытывать ко мне нежных чувств. Но как же мне хотелось, чтобы она любила меня! Ещё бы мне этого не хотелось! — Это большая разница, — проворчала она, покосившись на меня. — Но это неважно, я не о том хотел... — А о чём? Она наклонилась ко мне, поставив локти на стол и положив шею на сложенные чашечкой ладони. Я отвлёкся — опять она заворожила мой взгляд. Какая у неё, должно быть, нежная кожа... "Не отвлекайся", — скомандовал я себе. — Ты и вправду думаешь, что я нравлюсь тебе больше, чем ты мне? — спросил я. Ну и вопрос! Звучало-то как по-дурацки, слова какие-то нелепые... Её глаза расширились, дыхание перехватило. Она быстро-быстро заморгала и отвернулась. Воздух с шумом, короткими толчками вырывался из её груди. — Опять ты?.. — еле слышно прошептала она. — Что?! — Ослепляешь меня, — призналась она, насторожённо поднимая на меня глаза. — О... Хмм... Не уверен, что могу что-либо с этим поделать. И тем более не уверен, что хочу с этим что-то делать! Я ослепляю её? Прекрасно! Значит, я всё ещё на это способен! Хочу и буду ослеплять! Вот только дальнейшему течению беседы это только мешало. — Не твоя вина, — вздохнула она. — Ты ничего не можешь с этим поделать. — Ты на мой вопрос отвечать собираешься? — Пусть не пробует отвертеться! Она уставилась в стол. — Да. А дальше — молчок. — Что "да"? Ты собираешься отвечать или — да, ты действительно так считаешь? — нетерпеливо спросил я. — Да, я действительно так считаю, — сказала она, не глядя на меня. В голосе её звучала едва заметная печаль, на щеках снова вспыхнул румянец, а зубы принялись терзать губу. И тут я понял, насколько трудно ей далось это признание — ведь она искренне верила в это. А я выказал себя форменным трусом! Да чем же я лучше Майка? Я, как и он, вынуждал её признаться в своих чувствах прежде, чем признался ей в своих собственных! И неважно, что мне казалось, будто я чётко дал ей понять, пусть и без слов, чтó чувствую по отношению к ней. Мне не удалось донести это до неё, так что — какие могут быть мне оправдания? — Ты считаешь неправильно. — Я вложил столько нежности в эту фразу, что она просто обязана была её расслышать. Белла вскинула на меня непроницаемые глаза. По ним ничего нельзя было прочитать. — Ты не можешь этого знать, — прошептала она. Она думала, что я недооцениваю её чувства, поскольку не могу прочитать подтверждения им в её мыслях, но на самом деле она недооценивала мои . — Что заставляет тебя так думать? — допытывался я. Долгое время она лишь смотрела на меня — морщинка между бровями, губа закушена. В миллионный раз я в отчаянии спрашивал себя: ну почему же я не могу слышать её, как всех других? Я уже был готов умолять её сказать, о чём она так напряженно думает, но Белла подняла палец, призывая меня к молчанию. — Дай мне подумать, — попросила она. Ах, оказывается, она просто собиралась с мыслями. Тогда я могу быть терпеливым. Или хотя бы притвориться таковым. Она сцепила ладони, то сплетая, то расплетая тонкие пальцы. Казалось, что они жили собственной жизнью, словно не принадлежали ей. Наконец, она заговорила, не отрывая взгляда от своих переплетённых рук. — Ну, если не говорить о том, что и так понятно, без объяснений, — зашептала она, — то иногда... Я, конечно, не могу быть уверена, я же не умею читать мысли... Но иногда мне кажется, что ты как будто прощаешься, хотя говоришь о чём-то совершенно другом... — Она не подняла глаз. От неё ничего не могло укрыться! Понимала ли она, что с моей стороны было слабостью и эгоизмом продолжать навязывать ей своё общество? Как низко упал я в её мнении? — В самую точку! — выдохнул я и вдруг с ужасом увидел, как боль исказила её черты. Я поспешил опровергнуть её предположение: — Вот именно поэтому ты совершенно неправа... — начал было я, но тут же оборвал фразу, вдруг припомнив слова, с которых она начала своё объяснение. Они скреблись у меня в мозгу, хотя я и не был уверен, что ухватил их смысл. — Подожди, что ты имеешь в виду под "понятно без объяснений"? — Да посмотри же на меня! — взмолилась она. Но я же смотрел! Я только и делал, что смотрел на неё. Вернее, любовался. Что она хотела этим сказать?! — Я же такая обыкновенная, — пояснила она. — Единственное, в чём я просто гений — так это во всякой гадости, типа способности попадать в разные опасные передряги и неуклюжести, доходящей до анекдота. И посмотри на себя. — Она помахала рукой в мою сторону, как будто то, о чём она говорила вообще не нуждалось в дальнеших объяснениях. Она считала себя обыкновенной? Считала себя не идущей ни в какое сравнение с моей выдающейся персоной?! В чьём понимании? Глупых, тупых и слепых людишек вроде Джессики или мисс Коуп? Да как же она могла не осознавать, что она — самая прекрасная... самая исключительная... самая... Слова какие-то бесцветные, маловыразительные... Разве такими словами надо было говорить о ней?! А она, похоже, и не догадывалась... — Знаешь, ты, наверно, не способна ясно увидеть себя со стороны, — заговорил я. — Да, признаю, насчёт "всякой гадости" ты, конечно, попала в яблочко. — Я невесело рассмеялся. Само собой, ничего смешного в преследующем её злом роке я не усматривал. А что касается неуклюжести, то она действительно была комичной. Лично у меня она вызывала лишь чувство умиления. Если я просто скажу, что она прекрасна, как внутри, так и снаружи, — поверит она или нет? Скорее, не поверит. Наверняка, её больше убедит, если я просто приведу одно чисто практическое пояснение: — Но если бы ты только слышала, что о тебе думал абсолютно каждый парень в твой первый день в этой школе! Ах, какие надежда, трепет и желание были в их мыслях! И как быстро они превратились в неисполнимые фантазии! Неисполнимые, потому что она не хотела никого из этих парней. Я был единственным, кому она сказала "да". Каким, должно быть, довольным собой я сейчас выглядел! На её лице появилось удивлённо-недоверчивое выражение. — Что-то мне в это верится с трудом, — проворчала она. — Ты совершенно необыкновенна! Хоть один раз можешь мне поверить? Одно только её существование было достаточным оправданием для сотворения всего этого мира. Я видел, что Белла не привыкла к комплиментам. Ещё одна вещь, к которой ей придётся привыкать. Она вспыхнула и переменила тему. — Но ведь я не пытаюсь с тобой распрощаться. — Ну как же ты не понимаешь? Это и доказывает мою правоту. Мои чувства сильнее, потому что если я смогу распрощаться... Да когда же я справлюсь со своим эгоизмом и начну поступать правильно? В отчаянии я затряс головой. Мне нужно найти силы. Она заслуживает жизни, а не того, что пророчит ей Элис. — Если расставание — единственно правильный выход из положения… — А разве есть другой? Глупый ангел был лишь моей фантазией. Белле не место рядом со мной. — ...то я готов страдать, лишь бы не причинить вреда тебе, лишь бы ты была в безопасности. Да будет так. Теперь она знает всю правду. Её взгляд пылал гневом. Мои слова почему-то рассердили её. — А ты не думаешь, что и я поступила бы точно так же? — гневно спросила она. Столько гнева — и столько мягкости и хрупкости. Она никогда и никому не смогла бы нанести рану. — Так ведь тебе никогда и не пришлось бы делать подобный выбор, — возразил я, и снова осознание огромной разницы между нами пронзило болью всё моё существо. Теперь она смотрела на меня не с гневом, а с тревогой; на переносице пролегла знакомая морщинка. Должно быть, в этой вселенной что-то ужасно неправильно, если кто-то такой хороший и такой уязвимый не заслужил настоящего ангела-хранителя, оберегающего её от бед и тревог. "Ну что ж, — подумал я с изрядной долей черного юмора, — в конце концов, у неё есть вампир-хранитель". Я улыбнулся. Вот за что себя люблю — так это за способность ухватиться за любое возможное оправдание, чтобы не расстаться с ней! — Знаешь, я начинаю думать, что обеспечение твоей безопасности становится работой на полную ставку, что требует моего постоянного и неусыпного наблюдения за тобой. Так что придётся тебе и впредь терпеть моё присутствие. Она тоже заулыбалась. — Сегодня на мою жизнь ещё никто не покушался, — сказала она беспечно. И вдруг на одно мгновение на лице Беллы появилось выражение задумчивости, и тут же глаза её снова стали непроницаемыми. — Пока ещё, — сухо отозвался я. — Пока ещё, — к моему изумлению согласилась она. Я-то ожидал, что она сейчас пустится в возражения, мол, ей не нужна защита и прочее в том же духе. "Как он мог? Этот эгоистичный болван! Как он может так поступать с нами?" — Пронзительный мысленный вопль Розали ворвался в мой мозг. Я вынужден был с досадой отвлечься от Беллы. — Роуз, успокойся, — слышал я шёпот Эмметта с другого конца столовой. Его рука плотно облегала её плечи, прижимая Розали к его боку и мешая ей сорваться с места. "Извини, Эдвард, — виновато думала Элис. — По вашему разговору она могла понять, что Белла знает слишком много… Вот мне и пришлось ей всё рассказать. Прямо сейчас. Если б я этого не сделала, было бы только хуже! Уж поверь мне". Она воспроизвела бросившую меня в дрожь картину: что случилось бы, расскажи я о том, что Белла знает правду о нас, дома. Ведь дома Розали не стала бы заботиться о сохранении внешних приличий. Мне придётся спрятать свой Астон Мартин где-нибудь во Флориде, если она не успокоится к концу учебного дня. Вид моего любимого автомобиля, искорёженного и сожжённого, был мне как-то не по нутру. Хотя я и понимал, что заслуживал наказания, но всё же... Зачем же так сурово?.. Джаспер тоже не выглядел особенно счастливым. Я разберусь с ними потом. Моё время с Беллой было ограничено, и я не собирался тратить его на всякие глупости. К тому же спроецированная Элис картинка напомнила, что у меня имеется ещё одно неотложное дело. — У меня к тебе есть ещё один вопрос, — сказал я, заглушив мысленную истерику Розали. — Валяй, — сказала Белла, улыбаясь. — Тебе и правда нужно ехать в Сиэттл в эту субботу, или это только так, отговорка, чтобы не ранить чувства твоих поклонников прямым отказом? Она состроила мне рожицу. — Знаешь, я ещё не простила тебе выходку с Тайлером. Это ты виноват, что он себе навоображал, будто я собираюсь пойти с ним на выпускной. — О, Тайлер и без меня изыскал бы возможность, чтобы попытаться пригласить тебя. А мне так хотелось увидеть при этом твоё лицо! Я засмеялся, вспомнив, какой перепуганно-ошеломлённой она тогда выглядела. Ничего из того, что я ей рассказывал из своей собственной мрачной истории жизни не вызвало в ней такого ужаса. Правда не страшила её. Она хотела быть со мной. Поразительно. — А если бы тебя пригласил я, ты бы и мне дала от ворот поворот? — Наверное, нет, — сказала она. — Но потом бы я бы всё равно как-нибудь извернулась — прикинулась бы, что заболела или вывихнула лодыжку. Как странно. — Почему? Она покачала головой, словно удивляясь, что мне нужно объяснять очевидные вещи. — Ты никогда не видел меня в спортзале. Если бы увидел, то всё бы понял. Ах, вот оно что. — Ты намекаешь на то, что даже на идеально гладкой и ровной поверхности ты обязательно найдёшь, обо что споткнуться? — Вот именно. — Ну, тогда нет проблем. Главное — чтобы партнёр умел хорошо вести. На краткую долю секунды я чуть с ума не сошёл от мысли держать её в объятиях в танце, когда она, конечно же, будет одета во что-то прелестное и изящное, а не в этот ужасающий свитер. Я с предельной ясностью помнил ощущение её трепещущего тела под своим после того, как отбросил её с пути несущего смерть фургона. Отчётливее, чем панику, сильнее, чем злость, явственнее, чем отчаяние, я помнил именно это: её тёплое, мягкое тело, идеально подходящее к моим каменным формам... Я с усилием вырвал себя из этого воспоминания. — Но ты так и не сказала, — поспешно заговорил я снова, стараясь пресечь очевидные порывы Беллы затеять спор о непреодолимости её неуклюжести, — ты действительно настроена ехать в Сиэттл или не будешь возражать, если мы займёмся чем-нибудь другим? Какой же я всё-таки хитрющий и непорядочный! Предоставил ей выбор, не дав, однако, возможности отвертеться от моей компании. Нехорошо, конечно. Но вчера я дал ей некое обещание... и теперь я в равной степени радовался и ужасался своему твёрдому намерению исполнить его. В субботу будет солнечно. Я мог бы показаться ей во всей красе, если только наберусь смелости вынести её ужас и отвращение. Есть одно чудесное, вполне подходящее для подобного эксперимента местечко... — Согласна и на что-нибудь другое, — проговорила Белла. — Но мне хотелось бы попросить об одном одолжении. Итак, снова "да", но с условиями. И чего же она от меня хочет? — Каком? — Мы поедем на моём грузовике и вести его буду я. Ну и шуточки же у неё! — Почему? — Ну, в основном потому, что когда я сказала Чарли, что еду в Сиэттл, он специально уточнил, еду ли я туда одна. На тот момент это так и было, и я сказала, что да, одна. Если он вдруг снова спросит, то, скорее всего, я скажу всё как есть. Хотя он вряд ли спросит. А вот если он увидит, что грузовик остался дома, то подвергнет меня допросу с пристрастием. А это ни к чему. А ещё — потому что от твоей манеры вождения меня бросает в дрожь. Я закатил глаза. — Во мне несметное множество того, от чего может бросать в дрожь, а тебя больше всего волнует моя манера вождения. В недоумении оставалось только покачать головой. Она неисправима. "Эдвард!" — Срочный мысленный звонок от Элис. Внезапно перед моим взором возник круг солнечного света — одно из видений Элис. Мне было хорошо знакомо это место — как раз туда я и собирался повести Беллу. Маленькая поляна в лесу, где никто не бывал, кроме меня. Ласковое, приветливое место, куда я приходил, чтобы побыть в одиночестве, оно лежало вдали от обычных троп и людского обиталища. Здесь даже мой беспокойный разум обретал тихую гавань. Элис тоже узнала его — она видела меня там не так давно, в другом своём видении. Это произошло утром того дня, когда я спас Беллу от фургона. В том неясном, дрожащем и мерцающем видении я был не один. Теперь я ясно видел — на поляне со мной была Белла. Значит, я всё-таки отважился. На её лице танцевали и переливались радуги. А какими глазами она смотрела на меня! Непостижимыми, бездонными... "Это то же самое место", — подумала Элис. Мысли её были полны ужаса. Очень странно: картина могла взволновать, насторожить, да всё, что угодно, но в ней не было ничего, наводящего ужас. Что Элис имела в виду, говоря: "то же самое место"? А потом я увидел. "Эдвард! — яростно запротестовала Элис.— Я люблю её, Эдвард!" Я в бешенстве заглушил её вопли. Она не любила Беллу так, как любил я. То, что она видела, было невозможно, немыслимо. Элис, должно быть, сошла с ума или ослепла, если видела такое! Всё это не заняло и пол-секунды. Белла пытливо смотрела мне в глаза, ожидая, что я соглашусь с её условием. Увидела ли она в них мгновенную вспышку страха, или всё произошло слишком быстро для неё? Я вернулся к нашей прерванной беседе, выбросив из головы Элис и её лживые, обманчивые видения. Они были настолько возмутительны, что не заслуживали моего внимания. Оно полностью принадлежало Белле. Но всё же продолжать наш разговор в духе шутливой перебранки я уже был не в состоянии. — Разве ты не скажешь своему отцу, что проведёшь день со мной? — мрачно спросил я. Помимо воли лживые образы продолжали мелькать у меня в голове, и я из всех сил старался задвинуть их подальше, чтобы они не отравили мой мозг окончательно. — Чарли любит делать из мухи слона, — отмахнулась Белла. — Так куда мы поедем? Элис ошибалась, не могла не ошибаться. У её пророчества не было ни единого шанса на то, чтобы сбыться. Просто старое видение, больше не имеющее никакого отношения к действительности. Всё теперь было иначе. — Будет хорошая погода, — медленно сказал я, борясь с паникой и нерешительностью. Элис ошибается. Я буду продолжать, как будто ничего не видел и не слышал. — Так что мне придётся прятаться от посторонних глаз… и ты можешь прятаться вместе со мной, если ты не против. Белла мгновенно ухватила тайную суть моих слов. Глаза её вспыхнули воодушевлением: — И ты покажешь мне, что имел в виду? Насчёт солнца? Может ли так случиться, что, как и множество раз раньше, её реакция будет прямо протилоположной той, что я ожидаю? Я даже умудрился рассмеяться — так хотелось вернуться к прежнему, лёгкому настроению. — Да. Но... — Она же не сказала "да"! — Но если ты не хочешь... оставаться со мной наедине, то я не советовал бы тебе одной отправляться в Сиэттл. Меня дрожь пробирает при одной только мысли, в какие переделки ты можешь попасть в городе такого размера. Она сжала губы. Обиделась. — Да в Финиксе одного населения в три раза больше, чем в Сиэттле. А уж по размерам… — Очевидно, в Финиксе ты ещё не вытащила свой билет, — сказал я, прерывая её возмущённые излияния. — Так что я предпочёл бы, чтобы ты осталась со мной. Она могла бы остаться со мной навечно, но и это было бы недостаточно долго. Мне не стоило бы даже думать о вечности — её у нас не было. Быстротекущее время теперь приобрело значимость, которой я раньше его не наделял: каждую секунду Белла менялась, тогда как я застыл, как камень, в неизменном состоянии. — Будь что будет, — сказала она. — Я не против побыть с тобой наедине. Ещё бы — ведь её инстинкты работали задом наперед. — Так я и думал, — вздохнул я. — Но тебе надо было бы поставить Чарли в известность. — С какой стати мне это делать? — спросила она почти с ужасом. Я рассерженно уставился на неё. Мне никак не удавалось полностью подавить неприятные пророческие картины, они туманили и кружили мне голову. — Чтобы дать мне хоть какой-то стимул вернуть тебя обратно, — прошипел я. Уж столько-то она может мне дать — хотя бы одного осведомленного человека! Это заставит меня быть осторожным. Ведь не из пустой же прихоти Элис навязала мне это кошмарное знание именно сейчас! Белла проглотила комок в горле, потом надолго задержала свой взгляд на моём лице. Что она видела? — Думаю, что стоит попытать счастья, — наконец вымолвила она. Ух! Она что — из тех, кто получает удовольствие, рискуя собственной жизнью? Этакий заряд адреналина? Я покосился на Элис, та ответила предостерегающим взглядом. Сидящая рядом Розали испепеляла меня взорами, но мне было всё равно. Пусть потешится и превратит мою машину в груду искорёженного железа. Это лишь механическая игрушка. — Давай поговорим кое о чём другом, — внезапно предложила Белла. Я вернул свой взгляд туда, где ему больше всего хотелось быть — к её лицу. И как она может пренебрегать тем, что действительно важно? Как ей удаётся закрывать глаза на то, что я — монстр? — Давай. О чём? Видимо, Белла собиралась обсудить ещё что-то, относящееся к вампирской мифологии. Она стрельнула глазами влево-вправо, будто проверяя, не подслушивает ли нас кто-нибудь. На секунду её взгляд замер, тело застыло... Потом она вновь посмотрела на меня. — Зачем вы отправились в этот... как его... Гоут Рокс на охоту? Чарли сказал, что это не очень-то подходящее для прогулок место. Медведей многовато. Вот рассеянная. Говорю же: на самое важное — никакого внимания. Я посмотрел на неё, выгнув бровь. — Медведи? — ахнула она. Я криво усмехнулся. Дошло, наконец. Ну хоть это-то заставит её воспринимать меня всерьёз? Или надо напугать её ещё чем-нибудь похлеще? Она постаралась придать лицу спокойное выражение. — А ты знаешь, что сезон охоты на медведей ещё не начался? — спросила она, сурово сощурив глаза. — Если бы ты внимательно читала закон, то заметила бы, что он говорит об охоте с оружием. Опять на мгновение лицо вышло у неё из повиновения. Глаза вытаращились, а рот открылся. — Медведи? — Правда, на этот раз вопрос прозвучал не как потрясённый вздох, а как вдумчивое размышление. — Эмметт больше всего любит гризли. Я не отрывался от её глаз, наблюдая за произведённым эффектом. — Хммм… — протянула она, уставившись в тарелку с едой. Видимо, вспомнив, что хорошо бы покушать, она взяла кусочек пиццы, задумчиво пожевала, запила колой... И наконец вновь взглянула на меня. — Та-ак... — сказала она, — а ты кого предпочитаешь? Я растерялся. Наверно, можно было бы и догадаться, что она об этом спросит, а я вот... Белла вечно ка-ак преподнесёт что-то неожиданное... — Горных львов — пум, — резко бросил я. — А, — как ни в чём не бывало сказала она. Сердце её билось ровно, невозмутимо, словно мы обсуждали любимые рецепты из бабушкиной поваренной книги. Ну и ладно. Если ей хочется вести себя так, будто всё это в порядке вещей... — Конечно, мы должны бережно относиться к природе и стремиться не наносить вреда окружающей среде чрезмерной, неразумной охотой, — начал вещать я, изображая лектора из Бюро по распространению ненужных знаний. — Мы сосредоточиваем наши усилия на тех регионах, где переизбыток хищников. Если надо, едем за много миль. Здесь, в округе полно лосей и оленей, они тоже сойдут в качестве обеда. Но с едой так весело помериться силами! А с оленями какое веселье... Она слушала с выражением вежливой заинтересованности, кивая головой и поддакивая. Я не выдержал и прыснул. — Да, действительно, — умиротворённо прошептала она, — какое веселье... — и взяла ещё кусочек пиццы. — Ранняя весна — любимый медвежий сезон Эмметта, — продолжал я лекцию. — Гризли ещё только отходят от зимней спячки, поэтому они чрезвычайно раздражительны и никому не дают спуску. Как раз то, что надо. Прошло семьдесят лет, а Эмметт по-прежнему мстил всем медведям за свой проигрыш в первой схватке. — Конечно, нет ничего смешней разозлённого заспанного гризли, — согласилась Белла, торжественно кивнув головой. Я опять прыснул. Лекция, как и ожидалось, не возымела действия. Не мог я постигнуть её спокойствия! Должно быть, оно напускное. — Скажи мне, что ты на самом деле думаешь, пожалуйста, скажи! — Пытаюсь представить себе это — и не могу, — сказала она, и на меж глазами у неё пролегла морщинка. — Как вы охотитесь на медведя без оружия? — О, у нас есть оружие, — сказал я и оскалил все свои зубы в широченной сверкающей улыбке. Я ожидал, что она в ужасе отшатнётся, но она даже не вздрогнула и лишь неотрывно смотрела на меня. — Только такого оружия они не учитывали при написании законов об охоте. Если ты когда-нибудь видела по телевизору нападение медведя, то... манера охоты Эмметта точ-в-точь такая же. Она бросила взгляд в сторону стола, где сидели мои родственники, и поёжилась. Ну, теперь, похоже, дошло. И тут я принялся смеяться над самим собой, потому что другая часть моего существа жаждала, чтобы Белла оставалась в неведении. Когда она сейчас смотрела на меня, то в её тёмных, широко раскрытых глазах можно было утонуть. — А ты — ты тоже похож на медведя? — затаив дыхание спросила она. — Больше на льва. Во всяком случае, так говорят. — Я с трудом сохранял бесстрастность. — Должно быть, наши предпочтения не случайны. Уголки её губ слегка шевельнулись. — Должно быть, — повторила она. Голова её склонилась набок, а глаза вдруг вспыхнули непреодолимым любопытством. — Как бы мне хотелось это увидеть! Чтобы представить себе этот кошмар, не нужны были видения Элис — достаточно было и простого воображения. — Не может быть и речи! — рявкнул я. Она отшатнулась. Её глаза — перепуганные и растерянные, не отрывались от меня. Я тоже откинулся на спинку стула, желая отстраниться от неё как можно дальше. Она никогда этого не увидит. Или?.. Нет, она совсем не помогает мне сохранить ей жизнь! — Слишком жуткое зрелище для меня? — допытывалась она. И хотя голос её звучал ровно, сердце неслось вскачь. — Если бы только это! Я тогда показал бы тебе всё сегодня же ночью, — процедил я сквозь зубы. — Здоровая доза страха тебе бы никак не помешала, наоборот, вставила бы тебе мозги на место. — Тогда почему? — неустрашимо настаивала она. Я взглядом метал в неё молнии, в последней надежде хоть как-то устрашить несносную девчонку. Я сам испугался до дрожи — до того ясно представил себе, что может произойти, если Белла окажется на моём пути во время охоты... А ей хоть бы что. В глазах её не было теперь и намёка на страх, только любопытство и нетерпение. Она ждала ответа. Но наше время вышло. — Потом, — отрезал я и вскочил. — Мы опаздываем! Она оглянулась, сбитая с толку, словно забыла, что мы всего лишь были на большой перемене, в школьной столовой. Похоже, что она вообще думала, что мы не в школе, а в каком-то тихом, уютном местечке. Я прекрасно понимал её. Для меня самого исчезал весь мир, когда она была рядом. Она тоже вскочила, чуть пошатнувшись, и закинула сумку на плечо. — Хорошо, потом, — согласилась она. По тому, как она решительно сжала губы, я понял — она не отступится. Мне придётся отвечать.
12. Осложнения
Мы с Беллой молча шли в кабинет биологии. Я пытался сосредоточиться на девушке, идущей рядом, на том, что происходит здесь и сейчас, словом, на чём-то реальном и прочном, что прогнало бы лживые, бессмысленные видения Элис из моей головы. Мы прошли мимо Анджелы Вебер. Она стояла на дорожке и разговаривала с мальчиком, с которым вместе ходила на тригонометрию. Я поверхностно просканировал её мозг, ожидая только очередного разочарования, и вдруг... Я поразился тому, как безысходно печальны были её мысли. Ага, значит, всё-таки было кое-что, чего Анджеле хотелось. К сожалению, это нельзя было запаковать в подарочную бумагу и перевязать бантиком. Пока я слушал мысли Анджелы, полные грусти и безнадёжности, на меня снизошло какое-то удивительное умиротворение. Чувство сродства наших умонастроений охватило меня. И хотя Анджела никогда бы не узнала об этом, но в этот момент я был на одной волне с этой доброй девушкой. Мысль о том, что я не единственный, чья жизнь из-за любви превратилась в трагедию, странно утешала меня. Разбитые сердца были на каждом шагу. Но в следующее же мгновение я неожиданно был до предела раздосадован: история любви Анджелы совсем не обязательно должна быть такой печальной! Она человек, так же, как и он, так что разница между ними, которая, по её мнению, казалась непреодолимой, была на самом деле нелепой, просто смехотворной по сравнению с разницей, существующей между мной и моей любимой. Зачем же ей страдать от разбитого сердца? Зачем отравлять себе душу безысходностью и печалью, если нет никакой существенной причины, из-за которой она не может быть с тем, кого любит? Почему бы ей не получить то, чего хочется? Эта история должна иметь счастливый конец! Я хотел сделать ей подарок... И я дам ей то, чего она так жаждет. Неплохо зная человеческую натуру, я даже предположил, что это будет не так уж и трудно. Я забрался в голову стоящего рядом с Анджелой паренька — он и был тем, о ком она печалилась — и обнаружил, что он отвечал ей взаимностью. Но его останавливала та же трудность, он испытывал те же чувства безнадёжности и невозможности достижения счастья, что и она. Всё, что мне было необходимо — это сделать намёк, едва заметно подтолкнуть в нужном направлении... План сложился сам собой, и через несколько секунд я уже знал, как мне действовать. Мне понадобится помощь Эмметта. Единственное, в чём загвоздка — это уговорить его. Манипулировать вампирами гораздо труднее, чем людьми. Я радовался: задача с подарком Анджеле решена. Приятное отвлечение от моих собственных проблем. Вот если бы и они решались так же легко! Так что когда мы с Беллой сели за наш стол, моё настроение было чуть получше. Может, и с нами не всё так безнадёжно, как мне кажется? Решение проблемы Анджелы лежало на поверхности, но ведь она его не видела! Может, существует выход и для нас, просто я его пока не вижу? Нет, вряд ли... Но моё время с Беллой ограничено, совершенно незачем терять его в безнадёжных сетованиях и печали. Каждая секунда дорога. Мистер Бэннер вкатил в класс древний телевизор и столь же древний видеопроигрыватель. Материал о генетических расстройствах его не увлекал, так что он решил промахнуть его, запланировав на следующие три дня показ фильма о них. "Масло Лоренцо" — фильм не из весёлых, однако это не охладило всеобщего воодушевления в классе. Никаких лекций, никаких тестов. Три дня вольницы. Народ ликовал. Мне, однако, было совершенно всё равно. Я собирался всё своё внимание посвятить исключительно Белле. Я не отодвинул, как обычно, свой стул подальше от неё, чтобы дышать свободнее. Я сидел рядом с ней, как любой нормальный человек. Ближе, чем в машине. Настолько близко, что мой левый бок пылал от жара, исходившего от её тела. То, что я сейчас переживал, было странно — и приятно, и нервно-тревожно, но мне так больше нравилось, чем сидеть по разные стороны стола. Это было больше, чем то, к чему я успел привыкнуть, и всё равно я быстро пришёл к выводу, что этого недостаточно. Мне было мало! Такая тесная близость лишь вызывала у меня желание оказаться ещё ближе к ней. А чем ближе я находился к Белле, тем сильней меня к ней тянуло. Я обвинял её в том, что она притягивает к себе опасности, словно магнит. Сейчас возникло ощущение, что это было правдой в буквальном смысле слова: я был воплощённой опасностью, и с каждым дюймом, с которым я позволял себе придвинуться к Белле, её притяжение возрастало. И тут мистер Бэннер выключил свет. Было странно сознавать, какую перемену это произвело, ведь для моих глаз отсутствие света совсем не имело значения. Я видел всё так же ясно, как и при полном освещении, очертания всех предметов в комнате оставались для меня предельно чёткими. Так откуда же этот электрический разряд в воздухе? Между нами, в темноте, которая для моих глаз была так же проницаема, как и свет, протянулись тонкие сияющие и переливающиеся магнетические линии. Случилось ли это потому, что я — единственный, кто мог чётко видеть происходящее? Во мраке мы с Беллой были невидимы для других. Словно мы были одни. Укрытые от всей вселенной в тёмной комнате, лишь она и я — сидели рядом, так близко друг к другу... Моя рука потянулась к ней, не спросив разрешения. Всего лишь коснуться её нежных пальчиков, подержать их под прикрытием уютной темноты... Неужели это было бы такой уж роковой ошибкой? Если ей не по нутру моё прикосновение, ей достаточно только убрать руку... Я отдёрнул свою своенравную ладонь, плотно скрестил руки на груди и сжал пальцы в кулаки. Никаких ошибок. Я пообещал себе, что не буду совершать даже самых незначительных промахов. Если бы я взял Беллу за руку, мне захотелось бы большего — другого такого же прикосновения, более тесной близости. Я чувствовал, что не смогу удержаться. Новое, до сих пор неведомое желание нарастало во мне, вступив в ожесточённую борьбу с моим самоконтролем. Никаких ошибок! Белла застыла в той же напряжённой позе, что и я: руки скрещены на груди, пальцы сжаты в кулаки. О чём ты сейчас думаешь? Я умирал от желания прошептать ей эти слова, но в классе было слишком тихо для разговора, пусть даже и шёпотом. Фильм начался. Тусклое сияние экрана лишь слегка осветило комнату. Белла бросила на меня взгляд и улыбнулась — заметила сходство наших поз. Её губы приоткрылись, а глаза, казалось, исполнились жаркого призыва. А может быть, я только выдавал желаемое за действительное. Я улыбнулся в ответ. Она тихонько ахнула и мгновенно отвела взгляд. И стало только ещё хуже. Я не знал, о чём она думает, но внезапно преисполнился уверенностью, что был прав — она хотела , чтобы я коснулся её. Она ощущала то же опасное желание, что и я. Накал электричества между нашими телами не спадал. До самого конца урока Белла больше не шевельнулась, не изменила напряжённой, застывшей позы. Так же, как и я. Время от времени она бросала на меня взгляд-другой, и всякий раз электрический разряд пронзал меня с головы до пят. Урок медленно подходил к концу — а мне казалось, что время летит слишком быстро. Это новое впечатление было необыкновенно захватывающим! Я мог бы сидеть в этой благословенной темноте, рядом с Беллой, сутками, чтобы вновь и вновь переживать эти прекрасные мгновения. Время шло, а я вёл ожесточённый бесконечный спор с собой. Доводы рассудка боролись с желанием: я придумывал оправдания своему стремлению дотронуться до неё. И наконец, мистер Бэннер включил свет. В ярком свете ламп дневного света волшебство исчезло, всё вернулось к обыденности. Белла вздохнула и потянулась, разминая пальцы. Для неё, конечно, было мучительно сохранять застывшую позу так долго. Для меня же полная неподвижность была естественна. Я усмехнулся при виде облегчения на её лице. — Н-да, интересное кино. — Угу, — буркнула она, отлично понимая, к чему относилась моя реплика, но держа своё мнение при себе. Что бы я только ни отдал сейчас за то, чтобы узнать, о чём она думает именно в этот момент! Но что поделать. Даже если я вывернусь наизнанку, это не поможет. — Пойдём? — спросил я, вставая. Она поморщилась, поднялась на ноги и стояла, слегка пошатываясь и вытянув руки, будто боялась упасть. Я бы мог предложить ей руку. Или дать ей надёжную опору, поддержав под локоть. Ну разве это такое ужасное преступление?.. Никаких ошибок! Белла тихо шла рядом со мной к спортзалу. Морщинка между её глаз говорила о том, что она находилась в состоянии глубокого раздумья. Мне тоже было о чём поразмыслить. "От одного прикосновения с ней ничего не случится!" — кричал мой неугомонный внутренний эгоист. Обычно я легко контролировал силу своих прикосновений. Пока я владел собой, с этим не было трудностей. Моё осязание было развито лучше, чем у людей. Я мог жонглировать дюжиной хрустальных бокалов, не разбив ни одного из них; мог потрогать мыльный пузырь, и он при этом не лопнул бы. Пока я владел собой… Белла была похожа на мыльный пузырь — такая же хрупкая и эфемерная. Недолговечная. Как долго я ещё смогу придумывать себе оправдания за то, что вмешиваюсь в её жизнь? И сколько у меня времени? Получу ли я ещё одну возможность? Повторится ли когда-нибудь этот момент, это переживание, это волшебство? Она не всегда будет в пределах досягаемости моей руки!.. У дверей спортзала Белла повернулась ко мне и, взглянув мне в лицо, оторопела. У неё отнялся язык. Я смотрел на своё отражение в её глазах — и видел мои собственные глаза, отчаянные, молящие, полные неистовой борьбы. Я видел, как изменялось моё лицо, по мере того как лучшая часть моего существа проигрывала борьбу. Я сдался. Моя рука поднялась сама собой, будто обладала собственной волей. Нежно, словно Белла была отлита из тончайшего стекла, словно она вот-вот исчезнет, как мыльный пузырь, мои пальцы провели по её тёплой, гладкой щеке. Я чувствовал жар под кончиками пальцев и видел, как быстрее заструилась кровь под прозрачной кожей. "Хватит, — приказал я, хотя моя своевольная рука жаждала прижаться к её лицу. — Прекрати". Было мучительно трудно заставить свою руку подчиниться. Было почти невозможно остановиться и не позволить себе придвинуться к Белле ещё ближе. В одно мгновение моя фантазия нарисовала мне тысячу разных способов прикосновения, тысячу разных ласк. Вот кончик моего пальца очерчивает форму её губ... Вот моя ладонь облегает её подбородок... Я снимаю её заколку, волосы Беллы рассыпаются, и моя рука зарывается в них... Я обхватываю её тонкую талию и прижимаюсь к ней всем телом... "Прекрати!" Невероятным усилием воли я заставил себя повернуться и уйти от неё. Всё моё тело задеревенело, не желая уходить. Но заставляя свои непослушные ноги шагать быстрее, почти спасаясь бегством от искушения, мысли свои я оставил позади, с нею. Мне как раз удалось услышать громкий ментальный возглас Майка Ньютона — Белла прошла мимо него, не заметив, с затуманенным взором и пылающими щеками. Он взбеленился, и в его мозгу замелькали проклятия в перемешку с моим именем. Я не смог удержаться от ехидной ухмылки. Кончики пальцев, касавшихся Беллы, пощипывало. Я сжал руку в кулак, но безболезненное покалывание продолжалось. Нет, я не навредил Белле — но прикосновение к ней все-таки было ошибкой. У меня было такое чувство, будто огонь жажды из горла растёкся по всему телу. Когда в следующий раз я буду так же близок к ней, смогу ли я удержаться от прикосновения? А если уж не удержусь, то буду ли в состоянии на том и остановиться? Больше никаких ошибок. Ты получил своё. "Наслаждайся воспоминаниями, Эдвард, — мрачно подумал я, — и не распускай руки". Вот так. А если нет — я должен буду каким-то образом принудить себя покинуть её... Ибо пока я рядом с ней, у меня нет права на ошибку. Я сделал глубокий вдох и попробовал успокоиться. Эмметт нагнал меня у кабинета английского. — Привет, Эдвард. "А он выглядит получше. Кто б мог подумать. Даже намного лучше. Похоже, он счастлив". — Привет, Эм. — Выгляжу счастливым? Вообще-то, несмотря на царящую в голове неразбериху, я действительно чувствовал себя счастливым. "Держал бы ты рот на замке, парень. Розали так и подмывает вырвать тебе язык". Я вздохнул. — Прости, что тебе пришлось с этим разбираться самому. Не сердись, хорошо? — Да ладно! Роуз как-нибудь переживёт. Всё равно — чему быть, того не миновать. "Элис ведь предсказывает..." О, только не это! Не хочу сейчас думать о пророчествах Элис. Стиснув зубы, я уставился прямо перед собой, ища, чем бы отвлечься. И увидел Бена Чени — он как раз входил в кабинет испанского прямо перед нами. Вот мой шанс преподнести Анджеле Вебер подарок. Я остановился и схватил Эмметта за руку. — Постой! "Ты чего?" — Я знаю, что не заслуживаю этого, но ты не мог бы сделать мне одолжение? — Какое? Еле слышно и со скоростью, при которой ни один человек не разобрал бы ни слова, даже если бы я говорил в полный голос, я объяснил ему, чего хочу. Когда я закончил, он уставился на меня непонимающим взглядом. В мыслях его была та же озадаченность, что и на лице. — Так как? — нетерпеливо спросил я. — Ты мне поможешь? Он с минуту раздумывал, потом выдал: — А нафиг всё это? — Да ну же, Эмметт! Почему бы и нет? "Кто ты такой? Какое ты имеешь право вселяться в моего брата и что ты с ним сотворил?" — Ты же всё время ноешь, что, мол, "школа — это такая скучища, одно и тоже, одно и тоже, хоть бы что-то новенькое придумали..." Вот тебе новенькое, разве нет? Считай, что это такая новая игра — эксперимент над человеческой природой. Он опять какое-то время раздумывал и наконец махнул рукой: — Вот уж действительно, такого ещё не бывало. Ладно, замётано, — фыркнул Эмметт и пожал плечами. — Так и быть, помогу. Я улыбнулся и заговорщицки подмигнул ему. Теперь, когда Эмметт играл в одной команде со мной, сомнения в успехе моего плана отпали. Розали, конечно, не подарок, однако я всегда буду перед ней в долгу за то, что она выбрала Эмметта — у меня самый лучший брат на свете. Эмметт в репетициях не нуждался. Достаточно было того, что я один раз нашептал ему его реплики, когда мы входили в класс. Бен уже сидел на своем месте позади меня, готовясь сдать свою домашнюю работу. Мы с Эмметтом сели и занялись тем же. Класс ещё не утихомирился после перемены; приглушённое жужжание голосов продолжится до тех пор, пока миссис Гофф не призовёт всех к порядку. А она не торопилась, проверяя контрольные предыдущего класса. — Ну что, — обратился ко мне Эмметт громче, чем было необходимо. — Ты уже пригласил Анджелу Вебер на свидание? Шелест страниц сзади внезапно прекратился — Бен замер. Теперь всё его внимание было приковано к нашей с Эмметтом беседе. "Анджела? Они говорят об Анджеле?" Отлично. Рыбка на крючке. — Нет, — ответил я, с притворным сожалением медленно качая головой. — Почему? — импровизировал Эмметт. — Неужто духу не хватает? Я состроил ему гримасу. — Да нет, я слышал, у неё другой на примете. "Эдвард Каллен подумывал пригласить Анджелу на свидание? Но… Нет. Только этого ещё не хватало! Ему не место рядом с ней. Он… он ей не пара. С ним... запросто можно попасть в беду!" Да в Бене, похоже, взыграл инстинкт защитника! Я не ожидал проявления рыцарства, бил больше на ревность. А, да всё равно, лишь бы сработало. — Можно подумать, тебя остановят всякие пустяки! — гнул своё Эмметт, опять блестяще импровизируя не в том направлении. — А где же твой бойцовский характер? Я чуть не съел его взглядом, но постарался извлечь толк из того, что он мне подал: — Ты знаешь, я так думаю, что ей действительно нравится этот, как его... Бен. Ещё не хватало мне с кем-то там соперничать. Других девчонок полно. С задней парты в меня ударило электрическим током. — Кто-кто? — Эмметт вернулся к сценарию. — Моя партнёрша по лабораторной сказала, что фамилия этого Бена — Чени. Понятия не имею, что это за фрукт. Я надменно ухмыльнулся. Только аристократам Калленам могло сойти с рук такое высокомерие: не знать каждого ученика в этой крохотной школе было невозможно. У Бена от потрясения голова пошла кругом. "Я?! Да куда мне до Эдварда Каллена?! С чего бы ей предпочесть меня?!" — Эдвард! — прогудел Эмметт, выразительно скосив глаза на Бена. — Он прямо позади тебя! Последние слова он ухитрился произнести беззвучно, но так, что любой мог бы с лёгкостью прочитать их по губам. — О, — обронил я. Я обернулся и окинул взглядом сидящего сзади паренька. На секунду в чёрных глазах за стёклами очков мелькнул испуг, но Бен тут же выпрямился и расправил узкие плечи, оскорблённый моим пренебрежительно-оценивающим взглядом. Он набычился, и сердитый румянец сделал его золотисто-смуглую кожу ещё темнее. — Ха! — нагло бросил я и повернулся обратно к Эмметту. "Ещё бы, этот воображала думает, что он лучше меня. Но Анджела так не думает. Я ему ещё устрою..." Великолепно. — Постой, да ты вроде говорил, что она собиралась пригласить на танцы Йорки? — спросил Эмметт и фыркнул, потому что Йорки снискал себе славу слона в посудной лавке. — Я так подозреваю, что это было коллегиальное решение — не оставаться же им обоим без танцев. — Мне хотелось, чтобы Бен как следует намотал это себе на ус. — Анджела такая стеснительная. Если у этого Бе… то есть у того парня не хватит пороху пригласить её, она никогда не пригласит его. — Зато тебе всегда нравились стеснительные девушки, — сказал Эмметт, снова импровизируя. — "Недотроги. Девушки типа… хм, даже не знаю. Может, типа Беллы Свон?" Я оскалил на него зубы. — Точно. И вернулся к нашей комедии. — Может быть, Анджеле надоест ждать. Вот тогда я и приглашу её на выпускной бал. "Нет, не пригласишь, — подумал Бен, выпрямляясь на стуле. — Ну и что, что она выше меня ростом? Если её это не волнует, то меня и подавно. Она самая добрая, самая умная, самая красивая девушка в этой школе… и она выбрала меня". Мне нравился этот Бен. Похоже, он умён и чист душой. Возможно, он даже достоин такой девушки, как Анджела. Я показал Эмметту оба больших пальца под партой. В это время миссис Гофф встала и поздоровалась с классом. "А что, признаю, было классно", — подумал Эмметт. Я одарил всех вокруг и прежде всего себя самого счастливой улыбкой — мне удалось хотя бы одну любовную историю привести к счастливому концу. Я был убеждён, что Бен не отступится, и Анджела получит мой анонимный подарок. Мой долг был погашен. Как же глупы люди, если позволяют шести дюймам разницы в росте лишать их счастья. Успех моего предприятия привёл меня в приподнятое настроение. Не переставая улыбаться, я поудобнее устроился на стуле и приготовился к настоящему развлечению. Ведь Белла упомянула за ланчем, что я никогда не видел её на уроке физкультуры... Среди гудения возбуждённых мыслей и царящего в спортзале хаоса криков воодушевлённых игроков проще всего оказалось выделить мысли Майка — за последние недели я буквально сроднился с его мозгом. Ничего не поделаешь, вздохнул я — придётся слушать через него. По крайней мере одно радовало: уж Майк-то наверняка будет оказывать внимание Белле. Я как раз успел услышать, как он предложил ей стать его партнёром в игре в бадминтон. Одновременно он перебирал в уме другие кандидатуры на ту же честь. Моя улыбка потускнела, на скулах заходили желваки... Пришлось напомнить себе, что убийство Майка Ньютона пока ещё законом не разрешено. Ж-жаль. — Спасибо, Майк — но ты не обязан это делать, ты же знаешь... — Не волнуйся. Я постараюсь не попадаться на твоём пути. Они улыбнулись друг другу, и через мозг Майка чередой прошли кадры различных неприятных происшествий, в то или иное время произошедших с Беллой. Сначала Майк играл один, в то время как Белла нерешительно переминалась на задней половине корта, опасливо сжимая ракетку, словно это было оружие, с которым она не умела обращаться. Затем тренер Клапп притрусил к ним и велел Майку дать Белле тоже поиграть. "Ой, что сейчас будет..." — подумал Майк, когда Белла, вздохнув, самоотверженно двинулась к сетке, держа ракетку так, словно та собиралась её укусить. Дженнифер Форд, самодовольная, уверенная в собственном превосходстве, подала волан прямо на Беллу. Та попыталась отбить удар, естественно, промахнулась на пару ярдов и выронила ракетку. Майк ринулся к ней, чтобы сохранить волан в игре. Я с тревогой наблюдал за траекторией полёта ракетки Беллы. В полном соответствии с законом подлости, опасное бадминтонное оружие врезалось в туго натянутую сетку, отскочило, огрело Беллу по лбу и продолжило свой смертоносный полёт по направлению к Майку, где и совершило своё последнее разрушение, со злорадным шмяком хлопнув парня по руке. "А-а-а-й! Синячище будет..." Белла энергично тёрла лоб. Я едва сдерживался, чтобы не вскочить и не пуститься ей на помощь — ведь ей было больно! Впрочем, чем бы я мог помочь, окажись я на месте происшествия? К тому же, ничего серьёзного там, похоже, не произошло. Я не знал, на что решиться. Буду смотреть дальше. Если она намеревается продолжать свои жалкие попытки играть в бадминтон, я сфабрикую какой-нибудь подходящий предлог, чтобы вытащить её с нанавистной и опасной физкультуры. Тренер расхохотался. — Прости, Ньютон. "Эта девчонка просто ходячая авария. Её бы в изолятор строгого режима, чтобы на других не влияла". Он демонстративно повернулся к ним спиной и ушёл, чтобы понаблюдать за другой партией, так что Белла смогла вернуться к роли пассивного наблюдателя. "Ой, — подумал Майк снова, потирая руку. Он повернулся к Белле. — Ты как, в порядке?" — Да ничего, а ты? — робко спросила она и покраснела. — Думаю, что буду жить. "Ещё не хватало расхныкаться. Но, чёрт, как же больно!" Майк размашисто покрутил рукой, вздрагивая от боли. — Я лучше тут, сзади постою. — Лицо Беллы выражало скорее смущение и огорчение, чем боль. Может быть, самое худшее из случившегося досталось Майку? Я злорадно надеялся, что так оно и было. По крайней мере, Белла больше не собиралась играть. Она спрятала ракетку за спину и только смотрела на Майка полными раскаяния и сочувствия глазами… Мне пришлось замаскировать свой смех под кашель. "Чего ржёшь?" — поинтересовался Эмметт. — Потом расскажу, — отмахнулся я. Белла больше не порывалась участвовать в игре. Тренер смотрел на это сквозь пальцы, так что дальше Майк отдувался один. Я без труда разделался с контрольной в конце урока, и миссис Гофф отпустила меня до звонка. Торопясь через школьный двор, я по-прежнему не вылезал из сознания Майка. Дело в том, что он решил напрямую расспросить Беллу о наших с нею отношениях. "Джессика клянётся, что они встречаются. За каким чёртом ему понадобилось выбрать именно её?" До него не доходило, что по-настоящему изумительным было то, что это она выбрала меня . — Ну что..? — Что "что"? — недоумевала Белла. — Ты и Каллен, а? "Ты и чудище. Ну, если для тебя так важен этот денежный мешок..." Я заскрежетал зубами. Как он смеет так думать о ней? — Майк, это не твое дело. "Защищается. Значит, всё правда. Чёрт". — Мне это не нравится. — А тебя никто и не спрашивает, — отрезала она. "Почему она не замечает, что он просто жалкий клоун? И все они такие. Он как уставится на неё, так у меня от этого зрелища мурашки по коже". — Он так смотрит на тебя, как... как на еду! Я съёжился. Что она ответит? Её лицо вспыхнуло ярко-алым, губы сжались, будто она пыталась сдержать рвущееся из груди дыхание. И вдруг сквозь её сжатые губы прорвался... смешок. "Теперь она смеется надо мной. Вообще класс". Майк повернулся и в мрачном раздумье побрёл в раздевалку. Я прислонился к стене спортзала и попытался взять себя в руки. Как она могла вот так запросто рассмеяться над обвинением Майка? Оно так точно попало в цель, что я начал опасаться, уж не становится ли Форкс для нас слишком опасным местом? Что-то его жители начали проявлять поразительную проницательность... Как она могла рассмеяться над предположением, что я могу её убить, когда она знала, что это истинная правда? Что в этом смешного? Да что с ней такое? Может, у неё нездоровое чувство юмора? Это не соответствовало моим представлениям о её характере, хотя с чего я так уверен, что эти представления соответствуют истине? А может, мои фантазии о легкомысленном ангеле были верны в том смысле, что он забыл добавить в своё произведение толику здорового страха, и теперь Белла была начисто лишена этого полезного чувства? Да она просто храбрец, вот что. Это самое подходящее слово. Другие наверняка назвали бы её дурочкой, но я-то знал, что голова у неё светлая. Неважно, нехватка страха или же извращённое чувство юмора — всё было плохо. Может, как раз из-за этой странной нехватки она то и дело попадала в передряги? Похоже, ей всегда будут нужны мои услуги спасателя… И тут я воспрял духом — меня осенило. Если бы я только мог дисциплинировать себя, сделать себя безопасным — тогда я, возможно, был бы вправе остаться с ней. Она показалась в дверях спортзала: плечи напряженно приподняты, нижняя губа закушена — явные признаки беспокойства. Но как только её глаза встретились с моими, плечи расслабились и ясная улыбка осветила всё её лицо. Такое странно умиротвореннное выражение. Она без колебания направилась ко мне, и остановилась так близко, что тепло её тела затопило меня, как приливная волна. — Привет, — прошептала она. И опять я испытал огромное, ни с чем не сравнимое счастье. — Привет! — Настроение моё стало в одно мгновение таким лёгким и радостным, что мне захотелось её немножко поддразнить, и потому я добавил: — Ну, как физкультура? Её улыбка слегка дрогнула. — Отлично. Врунья из неё была липовая. — Да ну? — Я не собирался отступать от темы, по-прежнему беспокоясь, не сильно ли она поранилась, не болит ли у неё, — как вдруг в моей голове раздался вопль Майка, причём такой силы, что заглушил даже мои собственные мысли: " Ненавижу эту сволочь! Чтоб ты сдох! Хоть бы ты навернулся со своей сверкающей тачкой с обрыва! Почему он не может просто оставить её в покое? Пшёл вон, к таким, как сам — уродам ненормальным!" — Что с тобой? — встревожилась Белла. Мои глаза снова сосредоточились на её лице. Она посмотрела вслед удаляющемуся Майку, затем опять воззрилась на меня. — Ньютон действует мне на нервы, — признался я. Она ахнула, да так и забыла закрыть рот, её улыбка померкла. Она, наверное, запамятовала, что в моих силах было наблюдать её сумбурный урок физкультуры, а может, надеялась, что я не воспользовался своим даром. — Ты, случаем, не подслушивал ли, по своему обыкновению?! — Как твоя голова? — Ты неисправим! — процедила она, резко развернулась и яростно потопала по направлению к автостоянке. Её лицо было даже не красным, а пурпурным — до того ей было неловко. Я не отставал, надеясь, что она скоро остынет. Обычно она быстро прощала меня. — Ты же сама сказала, что я никогда не видел тебя в спортзале, я тебя за язык не тянул, — оправдывался я. — Вот я и решил взглянуть. Она не ответила, только сурово сдвинула брови. Достигнув парковочной площадки, она остановилась, как вкопанная, обнаружив, что путь к моей машине перекрыт целой толпой парней. "Обалдеть, какая же у этой штуки скорость?" "Ты только глянь — а коробка передач у неё от SMG. Я такую только на картинке в журнале и видел..." "Ух ты, какие боковые решёточки…" "Эх, если б у меня где-нибудь завалялись шестьдесят тыщонок баксов…" Вот именно поэтому Розали следовало бы ездить на "этой штуке" только за пределами городка. Я пробился сквозь толпу вожделеющих парней к своей машине; после секундного замешательства Белла последовала за мной. — Лишь бы пыль в глаза пустить, — пробормотал я, когда она забралась в машину. — Что это за машина? — поинтересовалась она. — M3. Она нахмурилась. — Думаешь, мне это что-то говорит?! — Это BMW. — Я закатил глаза, потом сосредоточился на том, чтобы осторожно сдать назад, ни на кого не наехав. Несколько мальчишек явно не собирались освободить дорогу. Полусекундной встречи с моим прищуром оказалось достаточно, чтобы образумить их. — Всё ещё сердишься? — спросил я. И хотя её лоб вполне разгладился, ответ прозвучал сурово: — Ещё как! Я вздохнул. Наверно, не стоило подавать вида, что знаю о её подвигах на физкультуре. Но что теперь поделаешь... Попробовать загладить вину? — Ты простишь меня, если я извинюсь? Она мгновение раздумывала. — Возможно... если извинение будет искренним... — Потом решительно добавила: — ...И если ты пообещаешь мне больше так не делать. Лгать ей мне не хотелось, поэтому обещать то, о чём она просила, я не собирался. Возможно, я смогу предложить нечто взамен? — Как насчет искреннего извинения и того, что в субботу ты будешь вести свой грузовик сама? — При мысли об этом я внутренне поёжился. Между бровей Беллы снова пролегла морщинка: девушка принялась тщательно обдумывать новую сделку. — Договорились, — сказала она наконец. Теперь дело за моим извиненим… Машина полным ходом удалялась от школы, а я соображал, как бы мне понеотразимей извиниться. Я никогда не пытался нарочно "ослепить" Беллу, но сейчас, похоже, наступил момент, когда необходимо воспользоваться своими способностями. Я глубоко проник взглядом в её глаза, раздумывая, все ли делаю как надо. Подпустил побольше обворожительности в свой голос... — Я очень сожалею, что расстроил тебя. Сердце её застучало громким неровным стаккато, глаза расширились и застыли в ошеломлении. Я еле заметно улыбнулся. Похоже, получилось! Единственная трудность была в том, что я сам едва в силах был вырваться из влекущей глубины её глаз. Она ослепила меня так же, как и я её. Хорошо, что эта дорога была мне знакома до малейшей выбоинки в асфальте. — Ранним утром в субботу я буду под твоим окном! — добавил я, скрепляя наш договор. Она часто-часто заморгала, встряхивая головой, словно пытаясь прояснить её. — Гм... — сказала она. — А как тогда быть с Чарли? Непонятное чужое «вольво» брошено на подъезде к нашему дому... Ах, как мало ещё она обо мне знала! — Я не собирался приезжать на машине. — А как... — начала она, но я перебил её. Объяснить будет сложно — это нужно видеть собственными глазами, а сейчас не время для демонстрации моих дарований. — Об этом не беспокойся. Я приду без машины. Она заинтересованно склонила голову набок — похоже, собралась было выжать из меня больше. Но вдруг в голову ей пришло что-то другое. — А "потом" уже наступило? — спросила она, имея ввиду наш незаконченный разговор утром в столовой; она оставила один трудный вопрос только для того, чтобы, по своему обыкновению, перейти к другому, ещё более неудобоваримому. — Думаю, что уже наступило, — с неохотой согласился я. Мы остановились у её дома. Я напряжённо пытался найти способ так извернуться с объяснением, чтобы моя чудовищная сущность проступила не слишком явственно. Не то она опять перепугается. Впрочем, а стóит ли мне пытаться утаивать от неё мою тёмную сторону? Она ждала с той же маской вежливой заинтересованности, что и за ланчем. Если бы я был менее напряжён, то её напускное спокойствие заставило бы меня расхохотаться. — Ты по-прежнему хочешь знать, почему тебе не стоит смотреть, как я охочусь? — спросил я. — Да как сказать… меня больше удивила твоя реакция на мой вопрос, — сказала она. — Я тебя напугал? — Сейчас она примется отнекиваться. — Нет. Я попытался не улыбнуться, но не получилось. — Прости, что напугал тебя. — Но тут моя неуместная весёлость испарилась. — Но если бы ты присутствовала при нашей охоте... Одна только мысль о этом выбила меня из колеи. — Для меня это очень опасно? Опять эта ужасная картина: Белла, такая беспомощная и уязвимая, в глухом мраке, и я, утративший контроль над собой... Нет, я даже этой мысли не могу вынести спокойно! — Превосходит всяческое воображение. — Но почему? Я сделал глубокий вдох. Привычная жажда опалила горло; я сосредоточился на ней, не давая ей овладеть мной, управляя ею, доказывая себе свою власть над ней. Жажда её крови никогда больше не будет диктовать мне свои условия — я это твёрдо решил, и так оно и будет. Я стану безопасным для неё. Я не смотрел на девушку, лишь скользил невидящим взглядом по облакам в небе. Как бы мне хотелось верить, что моя решимость не пошатнулась бы, если бы я наткнулся на запах Беллы во время охоты... — Когда мы охотимся... мы полностью отдаёмся нашим чувствам, особенно обонянию. — Я отщательно обдумывал каждое слово. — Разум почти отключается. И если ты окажешься рядом, когда я вот так утрачу контроль над собой... Я затряс головой, как в приступе мучительной боли, при мысли о том, что тогда случится — не что может случиться, а что произойдёт вне всякого сомнения . Я слушал её сердце — оно билось неровно, толчками. О чём она думает? Не в силах больше терпеть неопределённость, я повернулся, чтобы всмотреться в её глаза. Лицо Беллы было сдержанно, глаза серьёзны и вдумчивы. Только губы были чуть-чуть напряжены. Это был признак невысказанной тревоги. Интересно, о чём она тревожилась? О собственной безопасности? Или о том, что мне было больно? Я продолжал вглядываться в её лицо, пытаясь разгадать, что скрывается за его неопределённым выражением. Она тоже не отрываясь смотрела на меня. Вдруг её глаза раскрылись шире, радужки в них почти исчезли, превратившись в сплошной чёрный зрачок, хотя освещение оставалось прежним. Мое дыхание участилось. Вдруг начало казаться, что тишина в машине наполняется негромким, настойчивым гулом невидимого электричества, совсем как тогда, в тёмном кабинете биологии. И вот пульсирующий разряд разорвал воздух между нами. Желание притронуться к Белле повлекло меня к ней несравненно сильнее жажды её крови. Электричество, волнами пронизывающее мое тело, породило чувство, будто у меня вновь появился собственный пульс. Моё тело пело в такт. Я чувствовал себя так, будто снова стал человеком. Больше всего на свете я хотел ощутить жар её губ на своих губах. Секунду я отчаянно пытался найти в себе силы, обрести контроль, чтобы без угрозы для её жизни прижаться своим опасным ртом к её нежной коже... Она судорожно втянула в себя воздух, и только тогда до меня дошло, что в тот момент, когда я задышал чаще, она прекратила дышать совсем. Я закрыл глаза в стремлении разорвать эту связь между нами. Больше никаких ошибок. Существование Беллы было связано со множеством тонко сбалансированных химических процессов в её организме, легко нарушаемых и трудно восстановимых. Ритмичная пульсация лёгких, приток кислорода были жизнью для неё, а их отсутствие означало смерть. Трепещущий ритм её хрупкого сердца может быть остановлен либо ужасным и нелепым несчастным случаем, либо болезнью, либо... мной. Я был уверен, что никто из моей семьи не стал бы медлить и раздумывать, если бы ему или ей выпал шанс обменять бессмертие на смертность. Каждый из нас пошёл бы за это на костёр и горел бы столько дней или веков, сколько было необходимо. Большинство нам подобных ценили бессмертие превыше всего. Находились даже люди, жаждущие бессмертия, подобного нашему — такие специально рыскали в тёмных, злачных местах в поисках тех, кто мог бы преподнести им самый чёрный из даров... Но не мы, не наша семья. Мы пошли бы на любые жертвы, чтобы вновь стать людьми. И всё же никто из нас и никогда так отчаянно не жалел о невозможности обратить необратимое и вновь стать человеком, чем я сейчас. Ветровое стекло было полно микроскопических трещинок и выбоинок, и я так пристально всматривался в них, будто они могли подсказать мне решение моих проблем. Электричество продолжало наполнять автомобиль, интенсивность его ничуть не ослабла, поэтому я вынужден был изо всех сил сосредоточиться, чтобы удержать свои своенравные руки на рулевом колесе. В пальцах вновь началось безболезненное покалывание, как тогда, после моего прикосновения к Белле. — Белла, я думаю, тебе пора. Она сразу же послушалась, без единого слова выйдя из машины и закрыв за собой дверь. Неужели она почувствовала грозную близость возможной катастрофы так же ясно, как и я? Было ли ей так же больно уходить от меня, как мне было мучительно дать ей уйти? Единственное утешение — я скоро вновь увижу её. Раньше, чем она увидит меня. При этой мысли я улыбнулся, опустил окно и наклонился через сиденье, чтобы сказать ей ещё несколько слов. Сейчас я чувствовал себя несколько увереннее — её больше не было в машине, и жар её тела не приводил меня в исступление. Услышав шум опускающегося стекла, Белла с любопытством обернулась — узнать, чего ещё я от неё хочу. Подумать только — её любопытство ещё не было полностью удовлетворено, несмотря на то, что она весь день забрасывала меня вопросами. Моё же собственное любопытство не было удовлетворено совершенно. Отвечая сегодня на её вопросы, я только раскрыл свои секреты, а она по-прежнему оставалась для меня тайной за семью печатями, если не считать моих немногочисленных собственных догадок. Это несправедливо! — Э-э... Белла? — Да? — Завтра моя очередь. Она наморщила лоб. — Твоя очередь для чего? — Задавать вопросы. Завтра, когда мы будем в более безопасном месте, в окружении многочисленных свидетелей, я получу ответы на все свои вопросы. Эта мысль взбодрила меня и вызвала ликующую улыбку. Белла не выказывала ни малейшего желания уйти. Я отвернулся. Хотя её больше не было в машине, но отзвуки электрических разрядов по-прежнему пронизывали воздух салона. Меня так и подмывало выскочить из машины, проводить её до двери... Лишь бы подольше побыть рядом с ней. Больше никаких ошибок. Я вдавил педаль газа в пол и вздохнул, когда её фигурка скрылась из виду позади меня. Такое впечатление, что я всегда либо стремлюсь к Белле, либо удаляюсь от неё, никогда не оставаясь на месте. Мне придётся выказать небывалую решительность и твёрдость духа, если мы намерены хотя бы когда-нибудь обрести покой.
|
|
|
|
|